— Какие секреты технологии вы открыли? — Могу только в общих чертах рассказать, потому что это мое ноу-хау, что ли. Это дополнительный, третий перегон и использование свежего яичного белка. Выстаивание на белке. И уголь обязательно — тоже выстаивание, до трех суток, а не пропускание через колонну, когда контакт всего 20–40 минут. Причем я экспериментировал на разных углях, потому что у помещиков-винокуров я увидел рейтинги углей, у каждого свой. В одном таком перечне на первом месте стоит буковый уголь. И я тоже построил печку, сделал эти угли, в том числе буковые, и все выстаивал, смотрел, но, честно говоря, не увидел большой разницы, поэтому использую березовый уголь, самый распространенный. — Сколько времени занимает весь процесс очистки? — От трех до пяти дней. — Вы говорите, что пришли в восторг от полученного напитка. Что именно вызвало это чувство? — Задача была в чем? Убрать одиозность самогона, когда сквозь вкусные, приятные ноты пробивается такой резкий запах, что невольно нос воротит. И это в любом дистилляте, если он не облагорожен бочкой. У меня очень долго получался вот какой эффект: я избавлялся от этой самогонистости, но уходил и хлебный вкус вина. Оставалась такая, скажем, граппа. Поэтому самым сложным было найти баланс, очистить так, чтобы сохранилась хлебная нота. И когда это удалось, я подумал: вот ребята умели, вот это да. — Ваш полугар, наверное, уже не совсем полугар, скорее это «простая водка»? — Действительно, полугар в том виде, в каком его пил народ, не был таким тщательно выделанным напитком. Тут я немножко грешу против истины, но пусть меня простят. Я хочу это слово вернуть. При этом я абсолютно честен в отношении крепости, а именно она была стандартом качества полугара на протяжении столетий — 38,5 градуса. Кстати, я не знаю, был ли у виски стандарт, подобный нашему, и как они его контролировали. Название «полугар» ведь от чего произошло? «Простое вино» могло быть разной крепости — от 38–40 до 47–50 градусов, но, поскольку все оно сдавалось в казну, его доводили до определенного уровня крепости. В качестве пробы применяли отжиг — строго регламентированную процедуру. В медную отжигательницу наливали вино и по специальной технологии поджигали, и должна была сгореть ровно половина. Отсюда полугарное вино, или полугар. Налили две «склянки», сгорело, вылили обратно, получилась ровно одна «стклянка» — нормально, это годится. А когда в девятнадцатом веке появились спиртометры, замерили, а чего же мы пили-то, оказалось — 38–39 градусов крепости. То есть близко к 40, но не 40. — Это лучше или хуже, чем 40? — А 40 градусов появились откуда, знаете? С легкой руки того же Похлебкина все убеждены, что Менделеев велел разводить спирт водой до этой точки. На самом деле это ввел министр финансов Рейтерн. Он решил облегчить жизнь чиновникам своего ведомства, которые после введения акцизов в 1863 году мучительно вычисляли суммы налогов, умножая на 38. И вот он установил, что крепость у хлебного вина будет 40 градусов, — все-таки так считать легче. Тем более что к тому времени стали пользоваться спиртометрами, и полугарный стандарт потерял свою технологическую актуальность. — Где расположено ваше производство полугара? — В Польше. — Почему не в России? — Это долгая история. Честно говоря, я не собирался заниматься производством. Когда я выстроил технологию, года два назад, и это совпало с выходом книги, я рассчитывал, что найдется кто-нибудь из алкогольной индустрии, с деньгами, с мощностями, кто, узнав о такой категории вин, возьмется это делать. А я помогу. И сначала даже выходили на меня представители наших водочных империй. Но когда я их посвящал в детали, показывал затраты, пыл их угасал, и я понял, что никто из них не будет рисковать. Поначалу я приуныл, а потом стал думать, что же делать. И тогда мне здорово помогли мои сыновья. У меня два сына, у них свои бизнесы. Мы прикинули: потянем-не потянем? Ну, вроде должны потянуть. Естественно, я хотел делать это в России, думал арендовать чьи-то мощности. Но тут возникли два препятствия. Во-первых, ни одной винокурни, ни одного перегонного куба в России нет. Даже кубы, сохранившиеся на нескольких коньячных заводах, уже модифицированы для того, чтобы с одного раза получать спирт семидесятиградусный, а мне это не подходит. Во-вторых, отсутствует нормативная база для этой категории продукта. — А вот марку «Косогоров самогон» делают, кажется, в России. — Правильно, потому что ее делают из винограда. На виноградный, плодовый дистиллят есть ГОСТы, ТУ. А зерновой дистиллят отсутствует в перечне, и нельзя получить лицензию на его производство. Все наши законы, с 1895 года по сегодняшний день, регулируют производство спирта. Ты из зерна хочешь делать? Пожалуйста, делай спирт. Между прочим, эти ребята, «Косогоров самогон», когда начинали несколько лет назад, хотели сделать нормальный русский самогон, то есть зерновой, но быстро поняли, что это невозможно, то есть столкнулись с тем же, с чем и я. — Вы хотите сказать, что в России нельзя выпустить новый продукт, если его нет в перечне существующих продуктов? — Можно. Измени базу нормативную, то есть обей пороги, докажи, заплати деньги. На это уйдут годы. Кстати, сейчас я мог бы за это взяться, я прошел весь этот путь и понимаю, как это сделать. А тогда не понимал. Так вот, создатели «Косогоров самогона» в этой ситуации приняли гениальное решение. Они поняли, что самогон может быть не только зерновой, но и виноградный, и поехали на Прасковейский коньячный завод, на Ставрополье. А как делается коньяк? Вначале делают коньячный спирт — это результат дистилляции виноматериалов, у него крепость порядка 70 градусов; потом этот спирт закладывают в бочки. Они приехали на завод и говорят: вы нам без всякой бочки спирт водичкой разбавьте до 45 градусов и в бутылки разлейте. — Как-то в Москве продавалась чача от Нани Брегвадзе — у нее СП с французами. Это, по всей видимости, тоже разведенный коньячный спирт? — Нет, чача отличается от виноградного дистиллята, потому что ее делают не из вина, а из виноградных выжимок. Между прочим, так же, как и граппу. Я был на граппакурнях под Миланом, элитных, у них это побочное производство, а основное — виноделие. Так что чача и граппа — родные сестры. Единственное отличие граппы от чачи в том, что граппу итальянцы уже не перегоняют в примитивных перегонных кубах, а используют дефлегматор — это еще не ректификационная колонна, там намного меньше тарелок, но тоже происходит разделение по примесям, и они за один прогон получают очищенную граппу, семидесятиградусную. Возможно, французы сделали для Нани Брегвадзе очищенный вариант чачи — обычная домашняя чача уж очень духовитая. — А что представляет собой ваше производство в Польше? — Это старая приусадебная винокурня. Вообще-то о Польше я не думал — был уверен, что там все винокурни тоже уничтожены во времена Российской империи. Мы с младшим сыном объехали всю Европу — там в каждой деревне есть перегонные кубы, мы были в Италии, Бельгии, Голландии. Нас везде тепло встречали. У всех есть свободные мощности, все готовы делать. Но только первую стадию, «простое вино». Они же сами больше двух раз не перегоняют, даже пропускать через уголь для них — экзотика. Поэтому, когда они узнавали, что еще надо белком обработать, профильтровать, а это специальные фильтры, потому что белок так просто не отфильтруешь, потом нужно взять уголь — опять настоять, профильтровать, то говорили: не-не-не. Мы снова в тупике. И тут нам подсказали, что в Польше, в Лодзинском воеводстве, есть заброшенная винокурня. И мы ее приобрели, восстановили. Там мы сделали партию хлебного вина и повезли ее в Россию. Таможня еще очень долго думала, под каким кодом это ввозить, наконец появились люди, которые помогли. Теперь мы все ввезли и расставляем по ресторанам и магазинам класса А. — Каков объем этой партии? — Около трех тысяч бутылок — там три марки, примерно по тысяче бутылок каждой: ржаной полугар, солодовый полугар и напиток под названием «кривач», у него 61 градус крепости. В чем вообще прелесть дистиллятов — их очень легко сделать отличными друг от друга, потому что технологический процесс можно останавливать на разных стадиях. Я могу догнать до 70 градусов, а могу остановиться на 50, могу дать «хвостовых» ароматов больше, а могу — меньше. Недавно мы сделали еще одну марку и назвали ее «сивуха» — у нее 41,7 градуса крепости. Правда, поляки запретили нам ее разливать, поскольку у них на рынке есть своя «сивуха», хотя это совсем другое, просто подкрашенная водка. Придется везти ее в Россию и разливать уже здесь, а это означает двойной акциз. — То есть с вас возьмут и за ввоз, и за розлив? — Да. Но что делать, продукт уже готов, бутылка заказана. В данном случае мы пойдем на снижение прибыли. Продолжение здесь
